Драматические произведения. Мемуары - Страница 126

К оглавлению

126

Но что за дело было Голландии до ящиков с товарами, находившихся там транзитом и оплаченных по таксе? Разумеется, голландцы не имели права ни на какую политическую инспекцию, куда бы я, французский гражданин, ни намеревался этот груз отправить; и поскольку Голландия была к тому же дружественной державой, это требование, нелепое, не будь оно столь гнусным, не могло быть и не было в действительности (как показали последующие события) ничем иным, как злонамеренной препоной, объяснявшейся желанием выслужиться перед Австрией, у которой было не больше прав, чем у Голландии, на это оружие, коль скоро голландский покупщик, получивший его от императора, уже расплатился сполна наличными. От него потребовали залога в сумме пятидесяти тысяч немецких флоринов в обеспечение того, что ружья пойдут в Америку. Он этот залог дал. И в случае, если он не подтверждал залоговой распиской с пометкой о доставке или квитанцией о выгрузке, что оружие туда прибыло, он отвечал этим залогом: терял пятьдесят тысяч флоринов. На этом кончались права императора.

Этот покупщик, удержав свою долю прибыли, продал оружие иностранным покупщикам, которые, не оплатив ему это оружие, перепродали его, в свою очередь с прибылью, моему брюссельскому книготорговцу, а он, также не оплатив, продал его мне в надежде на хорошую прибыль; и я, которому это оружие было нужно только для того, чтобы вооружить наших граждан в Америке или любом другом месте, в зависимости от наших насущных надобностей, я, возмещая все эти надбавки на перепродажу и расплачиваясь с первым покупщиком — единственным, кто раскрыл свой кошелёк, — получал те же права, что и все остальные, и прежде всего права голландца. И ему одному должен был я возместить внесённый залог. Он один имел право потребовать от меня такое коммерческое обязательство при сделке, поскольку он сам уже его выполнил. Но ни Голландия, ни, в ещё меньшей степени, Австрия, с которой полностью рассчитались, никакого права на это оружие не имела; тем не менее последняя могла влиять, а первая — угождать. Вот как, господин Лекуантр, надлежит ставить вопрос. Его-то мы и поставим на обсуждение, а отнюдь не права, на которые якобы претендует Провен или кто-либо иной, как вы заявили в вашей изобличительной речи, где что ни слово, то фактическая ошибка. Что касается ошибок в умозаключениях, то я не намерен здесь заниматься педагогикой.

Этот несчастный Провен, никогда не плативший по своим векселям, не ставил и не мог ставить никаких препон вывозу нашего оружия; его бы подняли на смех! Так что он поостерёгся это делать. Но вы узнáете от меня, чтó его понудили сделать в Париже (а вовсе не в Голландии), чтобы воспрепятствовать прибытию ружей в наши порты. Вы устыдитесь, что по своей доброте и послушливости проявили легковерие!

Прочтите прежде всего, чтобы в этом убедиться, первое прошение, поданное Лаэйем от нашего общего имени, в Мидльбургское адмиралтейство, — вы увидите, кто тут прав, кто не прав, и имеют ли к этому какое-либо касательство все те порядочные люди, о которых вы говорили!

Двадцатого апреля, получив почту, уведомлявшую меня о вероломном намерении Голландии нанести нам вред, я поспешил написать министру иностранных дел Дюмурье следующее письмо в форме памятной записки.


...

«Господину Дюмурье, министру иностранных дел.

Париж, сего 21 апреля 1792 года.

Сударь!

Почта, полученная из Гааги, вынуждает меня прибегнуть к Вашей помощи. Вот что случилось:

Я купил в Голландии от пятидесяти до шестидесяти тысяч ружей и пистолетов. Я заплатил за них; мой поставщик передаёт мне их в Тервере, в Зеландии, где стоят два корабля, готовых к погрузке; однако адмиралтейство намерено потребовать от меня в момент отплытия залога в сумме тройной стоимости этого оружия, чтобы быть уверенным, как оно заявляет, что эта партия оружия предназначается мной для Америки, а не для Европы.

Сие препятствие, учинённое французскому негоцианту дружественной Франции державой, побудило моего корреспондента срочно послать мне нарочного. Никому лучше Вас не известно, сударь, что часть этих ружей предназначена для наших Антильских островов, так как я уведомил об этом французскую администрацию, полагая, что это обрадует её, поскольку избавит от необходимости посылать туда оружие из Франции; остальные ружья предназначались мною для Американского континента, который вооружается против дикарей; принимая всё это во внимание, я умоляю Вас, сударь, соблаговолите написать Вашему поверенному в делах при Генеральных штатах, дабы устранить помеху, препятствующую двум кораблям отойти от причала и замораживающую значительные средства.

Голландская нация не находится с нами в отношениях, кои могли бы затруднить справедливый подход к решению вопроса о моей собственности, о котором я прошу, если только вы будете столь любезны, что поддержите меня, защищая интересы французского негоцианта, чья добросовестность общеизвестна. Вы весьма обяжете тем самым, сударь, остающегося Вашим преданным слугой и т. д.


Дюмурье вложил в свой ответ всё благорасположение давней и искренней дружбы; вот он:


...

«Париж, сего 21 апреля 1792 года.

Я неуловим, по меньшей мере, в той же степени, в какой Вы глухи, мой дорогой Бомарше. Но я люблю Вас слушать, в особенности, когда Вы можете рассказать что-нибудь интересное. Будьте же завтра в десять часов у меня, поскольку несчастье быть министром из нас двоих выпало мне. Обнимаю Вас.

126